Пик Ленина, лето 1987

Раиль Галеев

Впервые экспедиция альпинистов Удмуртии получила разрешение федерации альпинизма СССР, совершить восхождение на одну из самых высоких вершин Памира — пик Ленина (7134 м).

Маршрут восхождения достался тогда нам, пожалуй, самый продолговатый. Само восхождение на пик Ленина, было лишь завершающим этапом траверса четырех Памирских «великанов».

Высокогорная экспедиция, в жизни даже бывалого альпиниста, событие не ординарное, а потому запоминающееся. К сожалению, высота и усталость резко уменьшают границы восприятия. Начиная с 5000 метров сознание фиксирует лишь малую часть увиденного. Поэтому, рассказ о последних днях экспедиции, наверное, будет больше похож на документальную хронику, чем на художественное произведение. Тем не менее, воспоминания очевидца событий, надеюсь, будут интересны читателю.

Позади три вершины траверса, неделя изнурительной борьбы с высотой, капризами погоды и прочими атрибутами высоких гор. Со снежного «купола» вершины Раздельная (6200 м) , бежим вниз на седловину. Глубокий снег, недостаток кислорода и усталость, сильно замедляют бег. От седловины (6100 м) гигантскими ступенями уходит вверх предвершинный склон пика Ленина. Две стороны седловины круто обрываются вниз. Здесь — место организации штурмового лагеря экспедиций. Большинство восходителей поднимаются сюда, в отличие от нас, кратчайшим путем за 1-2 дня.

Места, пригодные для организации биваков, уже почти все заняты. Яркая, цветная компания пуховок, похожая на стайку африканских попугаев, ставит высокогорную палатку. Явно не наши, скорее всего немцы. «Гутен таг», брошенные в дружеском порыве, буквально разрушают плотину деловой сосредоточенности будущих соседей, обрушив на меня потоки непонятной речи. Словарный запас иссяк еще первой фразой и после нескольких минут бурного, но одностороннего общения, немцы оставляют меня в покое.

Высотную палатку, разорванную ураганным ветром, мы оставили внизу в лагере на 5600 м. Чтобы выжить на седловине при температуре — 25 градусов и сильном ветре, нужно рыть пещеру или строить снежную хижину. Общее собрание команды приводит к «расколу». Одни считают, что необходимо рыть пещеру, другие предлагают искать готовую. По непроверенным сведениям, где-то под ногами должна быть пещера предыдущих восходителей — свердловчан.

Мы, четверо сторонников первой идеи начинаем медленно и печально рыть, в душе надеясь что те, другие, скоро найдут готовую. Прорыв наклонно вниз около метра — вход в будущую пещеру, вдруг внизу, в образовавшемся сквозном проеме, как в иллюминаторе самолета, видим ярко освещенный снежный склон. Представьте состояние людей, копающих колодец и увидевших на дне колодца небо. Что бы это значило? Известно, высота влияет не только на физические способности человека, но и на умственные. К счастью снежный карниз, на котором мы пытались устроить пещеру, выдерживает надругательство над собой. А наступившее кратковременно умственное просветление, сгоняет нас с опасного места. Желание рыть пещеру пропадает окончательно. Надежды на готовую — «свердловскую» — все еще не оправдались.

Без особого энтузиазма, но с чувством высокой ответственности, принимаемся за строительство снежной хижины. Опуская подробности героического труда, можно лишь сказать, на этот раз он увенчался успехом. В наступивших сумерках, в стену строения был уложен последний «золотой» блок. Почти одновременно, раздался победный клич, нашедших пещеру свердловчан. Только нам теперь уже все равно. Хижина сравнение с этой «норой» явно выигрывает. «Пещерники» намерены ночевать под землей, точнее, под снегом, несмотря на достаточно настойчивое наше гостеприимство.

Сегодня я дежурный, пока все устраиваются, надо готовить ужин. Примуса отказываются работать. Заканчивается вторая коробка спичек, а запах бензина начинает мутить и тут, на мое счастье, из пещеры приползает Флюр. Профессиональная гордость не оставляет его безучастным к моим потугам. Руки мастера плюс моя светлая, я бы даже сказал прозрачная, голова побеждают высотную болезнь примусов и они загораются синим пламенем.

Варю суп из тушенки и сублиматов, правильнее сказать, идет процесс разогрева содержимого кастрюли.Температура кипения на такой высоте не более 85 градусов. Суп неожиданно получается кисломолочным, я перепутал совершенно схожие порошки картофеля и творога. С одного пробного глотка, окончательно теряю аппетит. Остальные же приглашенные на ужин даже не стали пробовать. Высота лишила аппетита всех и моя кулинарная оплошность не стала достоянием масс. А чай пьем долго и много, восстанавливая водный баланс организма.

Ближе к полуночи, когда уже ничего не хочется, только дремота и усталость борются с головной болью, обнаруживается совершенно не объяснимое явление. В одном из углов хижины, при слабом свете коптящей свечи, Флюр медленно, но настойчиво поедает мерзлую тушенку. Безразличное и даже брезгливое созерцание этой картины постепенно сменяется неподдельным любопытством. Вскоре подобная форма «горняшки» охватывает всех.

Набив желудки, окончательно сдаемся во власть инстинкта. Пещерники уходят к себе. Оставшись вчетвером, укладываемся и мы. Самое трудное развязать ремешки «кошек», вмерзшие в валенки. Господин Биширов, по совместительству тренер экспедиции, он же и второй претендент на ночевку в моем спальнике, предлагает «кошки» не снимать, тем более, что утром одевать их снова. Наверно, есть смысл пояснить, « кошки» это — острозубое стальное приспособление, крепящееся к обуви. «Кошки» позволяют достаточно уверенно передвигаться даже по крутым ледовым склонам. Так вот, идея спать в «кошках», меня — хозяина того пухового, трехместного спальника, в восторг не приводит. Встречное предложение Биширову, спать в кошках, но вне спальника, почему то не устраивает его. Расулев Расим очень скромный, но самый сильный претендент на место в спальнике, поддержал меня. Кроме «кошек», все остается на нас. В пуху, в валенках, втроем в одном мешке чувствуем себя вполне комфортно. Четвертый сожитель — Василий Клековкин, сам по себе, устроился рядом в одноместном спальнике.

Ветер, беснующийся за стенами, не нарушает первобытного уюта хижины, но спать на такой высоте почти не удается. Стучит в висках, болит голова, а тело все же отдыхает. Завтра, а точнее уже сегодня, предстоит совершить то, ради чего мы сюда «перлись».

Времени и сил осталось только на один день. Едва светлеет, подъем и общий сбор. Удивительно, чувствую себя неплохо, товарищи, судя по всему, тоже в норме. Пьем чай и обсуждаем тактику штурма, в соответствии с обстановкой. А обстановка, главный критерий которой, погода и наше самочувствие, благоприятная.

Решено идти в облегченном варианте, без страховочного и бивачного снаряжения. В моем рюкзаке только рация и фотоаппарат. В кармане пуховки горсть сухофруктов и несколько конфет. Штурм семитысячника в таком раскладе, дело рискованное. Погода и состояние любого из нас могут измениться и тогда... Но сейчас об этом не думается.

В половине восьмого покидаем лагерь, последним из трех команд, вышедших сегодня на гору. С седловины начинается крутой подъем. Снег твердый, держит хорошо, идти пока довольно легко. На технически сложных восхождениях, нагрузка в большей степени приходится на руки и голову. Здесь же работают только ноги. Поэтому, лыжные палки, способные перекладывать часть нагрузки с ног на руки, не заменимы в большинстве высотных восхождений. Флюр снова выручает меня, отдав одну из своих лыжных палок.

В 7часов 55 минут остановка на сеанс радиосвязи. Разложив антенну, включаю рацию, слышу голос доктора Афсари, он же и радист базового лагеря на высоте 4100 м. Слышимость отличная, похоже дока опять ведет связь с одной из прилегающих к базе вершин, облегчая прохождение радиоволн. Информация передана, сворачиваю рацию.

Надо одеть на лицо марлевую маску и темные очки - защита от обжигающего ветра и ослепляющих ультрафиолетовых лучей. Замерзшие руки болезненно отходят в меховых рукавицах. Все скрылись за перегибом, только двое почему то спускаются вниз. Поравнявшись со мной, эти восходители пытаются рассказать о своих ночных похождениях. Излишняя деликатность, вынуждает выслушивать их восторженные излияния. Английский я знаю несколько лучше чем немецкий и из рассказа узнаю, что американцы побывали на вершине. Правда, по внешнему виду, походке и лексикону они почему то больше походят на загулявших джентельменов, чем на восходителей. Только потом, пройдя через все это, я понял как предельная усталость доводит человека до состояния схожего с состоянием алкогольного опьянения.

Американцы пошатываясь уходят вниз, а мне догонять своих. На пологом участке склона, одного из немцев неудержимо рвет, интересно что же он такого поел бедолага. Дальше обхожу «шахтеров» из команды «Донбасс» и впереди узнаю своих по пуховкам. До следующей радиосвязи с базой идем вместе.

В десять часов опять остановка, Яковлев — старший тренер, по рации расспрашивает как самочувствие, где находимся. Самочувствие нормальное, а где находимся, кто бы знал. Оглядываю ослепительно белый склон, ориентиров никаких, но чтобы не выглядеть дураком, сообщаю, что находимся недалеко от вершины.

После сеанса связи, осеняет «гениальная» идея, идти дальше без рюкзака. Выкладываю фотоаппарат в карман пуховки, а рюкзак с рацией оставляю среди белого безмолвия. Столь безрассудного поступка до сих пор я, кажется, не допускал. Случись ухудшение погоды, на бескрайних просторах склона «Ленина» искать рюкзак с рацией бесполезно.

Еще на высоте 5500 м, у вершины «Двугорбая», нас настигла непогода. Сплошная белая пелена окутала горы, началась пурга. Исчезли все ориентиры, наши следы на снегу — единственное, что выделялось на общем белом фоне, стали исчезать. Пришлось срочно ретироваться.

На подходе к лагерю на 5200 м следы исчезли совсем. С одной стороны гребня - снежные карнизы, с другой — лавиноопасный склон и видимость нулевая. Спуск прошел тогда без эксцессов. Только Василий, благодаря отменной реакции и жизнелюбию, остался на гребне, едва не упорхнув с испорченным им же карнизом. Кроме перспективы потерять рюкзак и рацию, я мог просто не успеть на связь, а пропуск двух сеансов радиосвязи в альпинизме, это ЧП.

Действительно, поначалу идти без рюкзака было легче, но скоро разница перестала ощущаться. А минут через двадцать без сил падаю на снег. В голове чисто, только стук в висках. Не знаю сколько длился отпад, вернувшееся сознание заставляет подняться. По опыту предыдущих восходителей, начинаю считать шаги. Мозги, сосредоточившись на счете, меньше реагирует на проблемы организма. После ста шагов, снова падаю и отключаюсь. По попадающим на пути безмятежно отдыхающим пуховкам, делаю вывод- такой тактики придерживаются все, а значит она верна. Аналогичное состояние организма, в лексиконе людей, употребляющих алкоголь, называется «автопилот». Вскоре перехожу на пятьдесят шагов, за каждым перегибом склона надеясь увидеть вершину.

Сколько времени прошло не знаю, в данной ситуации определяющим критерием становится ресурс организма. Впереди крутой взлет, что же дальше? Для себя решаю, это последний подъем, который на «бровях», на последних каплях честолюбия еще пройду, потом финиш. Такое решение придает силы для рывка. Выполаживающийся склон открывает панораму снежного поля, размером с футбольное. Слева, в метрах трдцати, странная куча из камней и пуховок. В пуховках наши: Биширов, Клековкин, Сафиуллин, Расулев. В своей альпинистской практике видел много вершин разных форм и размеров, а вершины с футбольное поле не попадались. Подходя к куче, я только хотел понять, чего это они здесь разлеглись. Бронзовый барельеф вождя на камне, стал ответом на мой вопрос.

Никакого бурного восторга, лишь констатация факта в сознании и падаю рядом с телами товарищей. Наверно только йоги могут так отключаться, давая организму отдохнуть. В забытье проходит какое то время, некоторые придя в себя, уже начинают болтать. Чувствую в бок упирается фотоаппарат, напоминая о необходимости воспользоваться им, зачем только я тащил его сюда. С трудом поднимаю себя, пытаюсь сделать общий снимок команды на вершине, но увы, никому это не надо и мне тоже. Для успокоения совести, делаю несколько кадров, потом замерзшая пленка рвется и я успокаиваюсь. Неплохо бы погулять по вершине, осмотреться, погода для этого подходящая. К сожалению на экскурсию сил ни у кого нет, хотя даже кратковременный отдых восстановил способность двигаться и мыслить.

Вытащив из под рукава пуховки часы, обнаруживаю, что пропустил сеанс радиосвязи, до следующего в 16 часов, осталось чуть больше часа. Мгновенно появляются силы и сообщив товарищам о ситуации, бегу вниз. За мной увязывается Расулев, если меня гонит вниз чувство ответственности, то что же гонит его. Конечно, вдвоем веселей и азартней, как в гонке за лидером. Несколько раз падаем, отдыхаем, бежим снова. Ноги заплетаются, нас шатает, неожиданно натыкаемся на мой рюкзак и отключаемся. До связи около десяти минут, «автопилот» на дежурстве. Через десять минут, включаю рацию, база в эфире, на связи Яковлев. Докладываю обстановку, Дмитрич требует убедиться, все ли наши спускаются. С Расимом пытаемся пересчитать на склоне своих, получается очень приблизительно. На базу, стараясь быть убедительным, сообщаю , что все в порядке, все спускаются. Яковлев просит не расслабляться и прощается до связи в 18 часов.

Дожидаясь остальных, отдыхаем еще несколько минут. До штурмового лагеря сегодня должны дойти все, там отдых, там ночевка. Дальнейшие события этого дня, в памяти не запечатлелись, отключенное сознание перестало фиксировать события и обстановку. Как спустились на седловину, как прошла ночь, не помню совсем. Такова реакция организма на предельную усталость.

Следующий день выдался на редкость замечательным. Ослепительно яркое солнце, почти при полном безветрии, синее небо и безукоризненно белый снег создавали праздничное настроение. Наконец то мы вспомнили, что это Средняя Азия, во дворе август самый жаркий месяц лета и стало быть можно даже снять пуховки. Удовлетворения от сознания совершенного, тщеславное чувство победителя все еще не приходило, лишь внутренняя суетливая радость сборов перед следующим этапом спуска. Спускались быстро, азартно, предвкушая радость встречи с землей.

С лагеря на 5400 м до лагеря на 4200 м путь пролегает по гребню. Снежный в верхней части и сильно разрушенный, скальный в нижней, гребень проходится вниз за 4-5 часов.

Другой путь спуска, по заснеженному желобу-кулуару, без затрат сил до самого ледника за 10 -15 минут, но кулуар лавиноопасен. Сошедшая накануне лавина существенно снизила опастность и сделала желоб еще более привлекательным. Конечно кто же откажет себе в удовольствии прокатиться на «пятой точке» по «горке» длиной 1,5–2 км.

И вскоре мы были уже в лагере на 4200 м, а отсюда через ледник и перевал рукой подать до базового лагеря. Базовый лагерь, предупрежденный по рации о нашем возвращении, ждал.

Те, кому в значительной мере экспедиция обязана своим успехом, встретили нас по альпинистскому обычаю построением и дружным «Ура покорителям пика Ленина». Вот это и есть самые волнующие минуты всей экспедиции, это и есть наш звездный час.